cover.jpg

 

img1.jpg

 

Издание подготовлено при поддержке Научного фонда НИУ ВШЭ (индивидуальный исследовательский грант Научного фонда НИУ ВШЭ № 10-01-0105).

Рецензент — к.э.н., доцент кафедры экономической социологии факультета социологии НИУ ВШЭ Е.Б. Мезенцева

 

УДК 303.686.2:316

ББК 60.5в7

Р62



Рождественская, Е. Ю. Биографический метод в социологии / Е. Ю. Рождественская ; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». — М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2012. — ISBN 978-5-7598-0960-9 (в обл.).

В монографии изучается социальное посредством биографий и биографическое как социальный конструкт. Обращение к биографическому интервью является распространенной исследовательской практикой, однако в отечественной социологической литературе по качественным методам нет изданий, посвященных исключительно проблемам полного цикла биографического исследования. Новизна подхода монографии в теоретическом плане заключается в «нарративистской» позиции автора (нарративная идентичность как продукт автобиографического рассказа) и в структурном плане – в охвате полного цикла биографического исследования: от постановки задачи биографического исследования до ее реализации.

Для социальных исследователей широкого профиля (социологи, этнографы, антропологи, культурологи), а также для студентов, которые осваивают качественный подход в социологии.

УДК 303.686.2:316

ББК 60.5в7

 

 

 

ISBN 978-5-7598-0960-9

 

© Рождественская Е.Ю., 2012

© Оформление. Издательский дом Высшей школы экономики, 2012

 

Электронное издание подготовлено компанией «Айкью Издательские решения» (www.iqepub.ru)

Оглавление

Введение

«Менеджмент и рабочий»

Исследования мотивации

«Балинезийский характер»

Глава 1. От жизненного пути к биографии

§1. Жизненный путь и биография

§2. Психологическая биографика

§3. Биография и проблемы идентичности

§4. Биография и Устная история

§5. Гендерные особенности воспоминаний

§6. Биографическая память: между индивидуальным и социальным

Глава 2. Нарративная идентичность в биографическом интервью

§1. Нарративная модель: от события к истории

§2. Условия понимания в автобиографическом рассказывании

§3. Нарративная идентичность

§4. Связность/когерентность (авто)биографии

Глава 3. Концепции нарративного интервью у Ф. Шютце, Г. Розенталь

§1. Биографическое исследование как процесс принятия решений

§2. Ф. Шютце и его концепция процессуальных кривых и нарративного интервью

§3. Г. Розенталь и ее версия биографическо-нарративного интервью

§4. Качество качественных методов

Глава 4. Визуальные документы в контексте биографического исследования

§1. Фотоальбом как визуализация биографии

§2. Анализ визуального изображения

Глава 5. Эмпирические кейсы: анализ нарративной идентичности в биографиях

§1. Политическая биография: «Президентом мне не быть»

§2. Этнокультурная и социальная идентичность: «из благородной немецкой семьи с баронским прошлым»

§3. Субкультурный опыт в биографии: «Я всегда влезала не туда, куда надо, и всегда знакомилась не с тем, с кем надо»

§4. Гендерные ловушки в биографии: «Я была домашним, дворовым ребенком»

§5. Болезнь и травма в биографии: «Я, по сути, воспроизвожу в танце свои переживания»

§6. Биографический опыт репрессий:«Мои родители жили с этим страхом всю свою жизнь»

§7. Маскулинная идентичность на уровне индивида (интрабиографика) и группы (интербиографика)

§8. Война в биографии: «Никому я не рассказывала, что была в Германии»

§9. Сочетание количественного и качественного подхода: типизированная биография мужчин и женщин

Глоссарий

Библиография

Об авторе

Примечания

 

Введение

Возникновение в отечественной социологии интереса к биографическому методу далеко не случайно. Этому способствовали как изменения собственно в социологической науке, так и явления более общего социального плана. В центре внимания одного из таких относительно новых социологических подходов — биографического исследования — находятся субъективный опыт, поведение, действия человека. В этом смысле биографическое исследование представляет собой широкую тематизацию субъективности. Поле социологического исследования биографии осталось бы неясным, если бы мы исходили из определения через его объект (биография). Стоит задать лишь несколько вопросов об объекте исследования, чтобы натолкнуться на иллюзию единственного предмета биографического исследования. Имеют ли социальный характер только объективные события жизненного пути? Собственно эти события или когнитивно припомненная история о них? Идет ли речь в автобиографиях о сегодняшних интерпретациях прошлых опытов или это прагматические рассказы социально обусловленного Я? Несмотря на разнообразие мыслимых предметов социологического биографического исследования, речь идет об исследовательском поле, в котором разные исследователи апеллируют к совместно разделяемому fundus фоновых методологических диспозиций. Методологическая докса1 внутри поля биографических исследований возникает как ответ-отграничение от других комплементарных подходов — социологии жизненного пути и Устной истории2.

Если давать дефиниции, то биографический метод охватывает способы измерения и оценки историй жизни, рассказанных или сообщенных свидетельств о жизни с точки зрения тех, кто эту жизнь прожил. То, насколько биографическое исследование включает/привлекает другие виды данных — например, данные опросов, протоколы наблюдений, гражданские акты, семейно-исторические документы, семейные фотографии и т.д., — не входит в дефиницию рабочего поля и зависит от дизайна исследования.

Социологическое биографическое исследование, возможно, начинается с развенчания убеждения в том, что темой является не биография, а жизненный путь. Социология жизненного пути схематизирует свой предмет как последовательность секвенциональных событий в порядке объективного времени и задается при этом вопросом о формах и изменениях в социальном регулировании жизненных путей [Kohli, 1985; Mayer, 1990]. В этой перспективе жизненный путь считается хотя и результатом субъективных решений, но все же зависящим от социально-структурных признаков, возрастных когорт и исторических событий, так что течение жизни предстает как факторизируемая социальная форма. Соответственно анализируется не отдельный жизненный путь, а статистическая агрегированная совокупность жизненных путей. Биографическое исследование отличается тем, что интересуется носителем биографии в его сингулярности. События жизни между рождением и моментом Х представляются не в последовательности, а в их внутренней упорядоченности, т.е. мотивированности и субъективном придании смысла. Поэтому отношения жизненного пути и биографии инверсивны: подключение смысла выключает объективность, и наоборот. Между обоими исследовательскими направлениями — методологический тупик: на одной стороне — методы, которые претендуют на постижение субъективного смысла носителя биографии, а на другой — требование объективного анализа жизненных путей.

Кроме того, обращение к биографиям как методу сбора социально значимой информации является отражением определенных исторических изменений в социальной жизни. Общеевропейский процесс модернизации может быть описан в том числе и как процесс субъективирования/индивидуализации жизни (как распечатывание ранее закрытых полей, интернализация постматериальных ценностей, тенденции приватизма и т.д.), и в русле этого процесса биография становится центральным социальным измерением [Kohli, 1991]. В противовес представлениям о «конце индивидуума» другие социологи утверждают, что процесс индивидуализации сегодня продолжается и охватывает даже те социальные группы (например, женщин), которые ранее стояли на его обочине [Beck, 1993]. В результате многочисленных дискуссий стало ясно, что концентрация на субъективности не разрушает социологическую перспективу. Когда говорят об индивидуализации, речь идет не о росте межиндивидуальных различий, а о растущем социальном значении индивидуальности или, парадоксально, об индивидуальности как исторически новой форме обобществления [Robert, 1983].

Биографическое исследование перекликается с упомянутым выше направлением качественных исследований — Устной историей, которую можно в широком плане определить как сбор устной информации участников или очевидцев событий, осуществляемый подготовленными специалистами (историками, культурологами, социальными исследователями) с помощью звукозаписывающей техники. В Oral History биографии могут, но не должны играть роль доминантного источника информации. Могут быть использованы и другие источники (газетные статьи, дневники, письма, фотографии, опрос свидетелей, нарративные отдельные интервью и т.д.). Эта плюралистическая техника делает метод Oral History открытым для очень широкой сферы применения. В центре же биографического исследования — изучение течения всей жизни человека, ее внутренней динамики, ее «встроенности» в социум, субъективного управления и приобретенного опыта. При этом биографическое исследование имеет, согласно М. Коли, свои нормативные требования: оно должно отражать взгляд на жизнь индивида в целом; учитывать взаимосвязь индивидуальной истории жизни и истории общества; осмысливать интерпретационную активность актеров повседневности.

Как свидетельствует история социологии, биографии привлекли внимание концептуально и эмпирически те парадигмы, которые сосредоточены на феноменолого-интерпретативных направлениях. Так называемые большие социологические теории проявляют минимальное внимание к историям жизни, хотя многие западные повторные исследования — например, по молодежи по заказу Shell — из года в год сопровождают репрезентативный опрос нарративными интервью, портретирующими актуальный типологический профиль современной молодежи.

Предыстория биографического метода связана с чикагской школой 20-х годов ХХ в. в США, с так называемой социологией биографических конкурсов в Польше, психологией в Австрии. Знаменитое исследование о польских крестьянах в Европе и Америке, вышедшее в 1918–1920 гг. под соавторством чикагского социолога В.И. Томаса и его польского коллеги Ф. Знанецки, развивало тезис о развале сельской общины и индивидуализации ведения хозяйства. Макросоциологическая проблема миграции рассматривается здесь через призму изменений в крестьянских «первичных группах» семьи и общины (в экономических, культурных, религиозных и классовых аспектах). Аналитическая лейтмотивная концепция как для реконструкции социального развития Польши, так и для групп мигрантов в Америку — это дезорганизация первичных групп, их социальная и политическая реорганизация. Исследование эмпирически базировалось на документах, имеющих реальное социологическое происхождение, на оригинальных коммуникативных продуктах процесса социальной интеграции (семейные письма, документы и письма в организации). Социальные изменения исследовались авторами на стыке «социальных ценностей» и «установок» личности, а развитие личности рассматривалось как результат влияния социальных ценностей на совершенные действия. Несмотря на критику интерпретативного подхода Томаса и Знанецки, которая может быть сформулирована исходя из возможностей современной социологии, их заслуга состоит в том, что они придали биографическим данным статус значительного социологического и социально-психологического документа, более того, сформулировали соответствующее методологическое кредо: «Мы уверены, что личностные сообщения о жизни — полные, насколько возможно — представляют лучший тип социологического материала» [Thomas, Znaniecki, 1958, т. II, p. 1832]. Известно это исследование и методологической посылкой, согласно которой в социологии должны учитываться объективные и субъективные факторы воздействия: если не принимать во внимание анализ «мира представлений» отдельных людей, нельзя объяснить, почему различные люди по-разному реагируют на конкретный феномен. Эти размышления позднее стали известны как «теорема Томаса», или «гуманистический коэффициент» [Znaniecki, 1969, p. 139].

Из чикагской школы в социологии вышло целое направление биографических исследований: изучение культурной проблематики групп иммигрантов, образа жизни преступников и девиантных групп, генезиса преступлений в истории жизни, проблем урбанизированного общества, особенностей этнической, языковой и культурной дивергенции. Среди использованных в этих исследованиях первичных данных — автобиографии и биографические интервью, письма, акты о попечении и документы государственного контроля, протоколы включенных наблюдений меньшинств и отклоняющихся групп. Если одни биографические данные использовались лишь иллюстративно, то другие методично сравнивались с иными личными документами. Например, К. Шоу в исследовании молодых правонарушителей сравнивает автобиографии с данными о тех же индивидах из других источников. В 30-е годы в американской социологии биографический метод пребывает в упадке, поскольку методологически был девальвирован контраргументами, выработанными в противоположном лагере количественной социологии. Соответственно этой логике все методы оценки и научного вывода, которые не следуют статистическим закономерностям, признаются ненаучными, либо им отводится эксплоративная или иллюстративная задача в рамках количественного исследования. Как утверждает представитель французской школы биографических исследований Д. Берто, причина заката в том, что представители биографического метода чикагского периода защищали его не в полную силу и не противопоставили статистическому расчету никакую качественно-типологическую логику исследования; этот спор окончился почти полным разгромом при столь ярко начавшемся развитии метода в США [Bertaux, 1981, р. 5].

Тем не менее в принадлежности к американской школе социальных исследований могут быть названы еще примеры качественных междисциплинарных исследований середины и второй половины ХХ в., методические уроки которых вбирает дискурс биографических исследований. Это мегапроекты хотторнских экспериментов Ф. Ротлизбергера и В. Диксона, исследований мотивации Мак-Клеланда с коллегами, исследования балинезийского характера и социализации на Бали М. Мид и Г. Батсона.

«Менеджмент и рабочий»

В основе этой работы — многолетние (1927–1933 гг.) исследования по заказу Western Electric Company на заводе Hawthorne близ Чикаго [Roethlisberger, Dickson, 1939]. Их отличает методический плюрализм: эксперименты в течение двух лет с вариациями условий труда и измерением трудовых достижений как зависимых переменных; опрос 21 тысячи рабочих, причем методика опроса менялась в сторону ее гибкости; систематические наблюдения в течение полугода трудового поведения на рабочем месте. Уроки этих экспериментов можно свести к двум измерениям:

1) содержательные: дискуссии в индустриальной социологии сместились от homo oeconomicus к social man. Социальные отношения на рабочем месте стали дискурсом. Тематизировалось также различие формальной и неформальной организаций;

2) методические: исходная позиция исследователей была связана с тейлористской традицией и экспериментальной, прикладной психологией. Но открытость исследователей реально происходящему привела к методическим инновациям: к переходу от опроса с заданными формулировками и категориями оценки к открытому разговору. Достаточно инновативна тогда была и интерпретация трудового поведения в качестве социального.

Исследования мотивации

Мак-Клеланд с коллегами предпринял попытку объяснить социальные феномены с помощью психологических теорий и эти объяснения проверить методами психологии [McClelland, 1961]. Его подход может быть проинтерпретирован как парадигма взаимосвязи качественного (содержательно-аналитического) метода сбора данных с количественными (статистическими) методами оценки данных. В построении метода измерения мотивации он стремился к анализу мотивов независимо от мотивированного поведения: был разработан тест мотивации к достижению/успеху. Центральная предпосылка исследования заключалась в том, что мотивация достижения является одним из факторов экономического роста (отсылка к этике протестантизма М. Вебера и исследованиям Уинтерботтома). Проверка этой гипотезы была разбита на три группы исследований: 1) взаимосвязь групповых масштабов тестовой величины достижений с общеэкономическим развитием страны; 2) взаимосвязи между мотивами и ценностями матерей и мотивом к успеху у сыновей; 3) мотивы и поведение предпринимателей. Результаты подтвердили исходную гипотезу Мак-Клеланда. Так, высокий «мотив национального успеха» может прогнозировать экономический рост. В анализе же родительских ценностей и мотивации достижений у сыновей были выделены три фактора: предпосылками успеха сыновей являются высокий стандарт успеха родителей, тепло отношений и недоминирующий отец; сыновья должны испытывать уважение к отцам; достижительный мотив оказался выше у протестантов и иудеев, чем у католиков. В целом, как утверждает Мак-Клеланд с коллегами, предприниматели больше ценят ситуации, где они несли личную ответственность в решении проблем и хотели подтверждения (деньги) тому, что они хорошо работают.

«Балинезийский характер»

Г. Батсон и М. Мид объединили в этом исследовании две «классические» национальные традиции антропологии — британскую и американскую, уравновесив способность к абстрагированию и гносеологический акцент первой со склонностью к эмоциональным, эстетическим и когнитивным факторам второй [Bateson, Mead, 1942]. Благодаря этому симбиозу стали возможны этнографический анализ взаимосвязи культуры и социализации на Бали, специфический качественный подход и способ презентации материалов. Задача этого качественного исследования: изучить социально-культурные порядки, т.е. как и каким образом балинезийцы практически осуществляют то, что называют балинезийской культурой. Особое место в методологии занимает понятие этоса как «выражения культурно стандартизированной системы организации институтов и чувств индивидов». В поисках основных образцов балинезийской культуры М. Мид и Г. Батсон обнаружили коллективную установку на уклонение от крайностей, стремление к упорядоченной симметрии и равновесию. Для исследовательского стиля этой работы характерна роль стенографов происходящего. Чтобы заставить культуру «заговорить», парадоксально, они фотографировали, снимали фильмы (невербальные методы) для фиксации и описания социальных действий (подзаголовок этого труда «Фотографический анализ»).

Для анализа материала они вводят понятия фенотипа и генотипа, расположенных в различных логических горизонтах, поскольку обилие фенотипических подробностей еще мало говорит о систематическом, воспроизводимом культурном образце. Методически принцип сбора данных отвечал установке на максимизацию вариативности предмета, многообразие контрастирующих типов данных. Целью же являлась интерсубъективность, а не объективность. Поэтому способ подачи материала учитывал триаду «предмет–исследователь–читатель», где последний выступает в качестве соаналитика. Тем самым валидность становится социальным продуктом, а валидизация — попыткой привлечь читателя к разговору.

Европейская линия биографических исследований развивалась в ином ритме. Так, в Польше Ф. Знанецки выпустил в 1921 г. первое собрание письменных автобиографий. Там этот исследовательский метод закрепился в культурной форме публичных конкурсов биографий как дискурсивное признание использования биографических свидетельств. Как резюмирует П. Томпсон [Томпсон, 1993, с. 60–61], характерным для этой польской линии биографического метода было то, что она вышла за пределы научного обсуждения и стала культурным движением, так как к обсуждению тем национальной и общественно-политической значимости были привлечены социальные группы через медиум автобиографий. Более того, утверждается, что биографический метод способствовал росту самосознания этих социальных групп (крестьяне, выходцы из экономически депрессивных областей, женщины и т.д.), и их дискурсивные позиции становились общественно значимыми. Если, как полагает Фукс-Хайнритц [Fuchs-Heinritz, 1998], немецкая социология в 20-е годы не присоединилась к американским «качественным» инициативам преимущественно из-за методических возражений против ценности источников — автобиографий, возникших в рабочем движении, то венским психологам Карлу и Шарлотте Бюлер удалось внедрить биографический метод в психологию и педагогику. Ш. Бюлер собрала дневники гимназической молодежи и осуществила их систематический анализ [Buehler, 1925; 1927], в том числе в перспективе сравнения поколений [Buehler, 1934] и в определении психологии течения жизни.

Венская линия биографических исследований была поддержана другим классическим качественным исследованием 30-х годов ХХ в. — «Безработные в Мариентале» [Jahoda, Lazarsfeld, Zeisel, 1980]. Содержательная проблема исследования — безработица в Австрии — методологическая попытка объективно отобразить социально-психологические последствия этого факта. Особенностью дизайна этого исследования были отсутствие предваряющей теории и методического плана, список открытых вопросов и одно методическое условие (оно же — этический принцип): каждый исследователь, помимо задач познания, должен выполнять социально-конструктивную функцию в поле: каритативную, просветительскую, консультационную или педагогическую. Методические уроки «Безработных в Мариентале» суммированы П. Лазарсфельдом:

1) для охвата социальной действительности необходимо сочетание качественных и количественных методов;

2) должны быть замерены объективные факты и субъективные установки;

3) современные наблюдения должны быть дополнены историческим материалом;

4) должны применяться скрытые наблюдения за спонтанной жизнью и прямые, запланированные опросы.

Эта венская линия развития была прервана во времена национал-социализма, поскольку его центральная идеологема — раса, наследственность — чужда гуманистическому биографическому подходу. Далее, уже в середине 50-х годов, группа психологов во главе с Х. Томаэ занялась собиранием и интерпретацией биографических данных в проекте «Психологическая биографика» [Thomae, 1968, S. 103]. Особенностью этого проекта были долгосрочные наблюдения и анализ бюджета дня, попытка достичь своего рода полноты жизненно-исторического свидетельства. Правда, это осталось узкопарадигматическим достижением и не привело тогда к широкому распространению биографического метода в социальных науках. Подобное было характерно и для направлений медицинской биографики [Clauser, 1963], для автобиографий в педагогике [Henningsen, 1962], для этнографических историй жизни.

Из классических крупных качественных исследований в Европе, которые внесли вклад в развитие биографического направления, можно назвать также исследования авторитарной личности Т. Адорно [Adornj, Frenkel-Brunswick, Levinson, Sanford, 1950]. Эта во многом пионерная работа объединила на одной основе качественного подхода психоаналитические и социально-психологические вопросы. Развитие авторитарных структур личности эмпирически исследовалось с помощью анализа отдельных случаев, проективных методов, качественного (клинического) интервью, а также стандартизированных инструментов измерения, шкал антисемитизма, этноцентризма, F-шкалы и шкалы анализа политэкономических идеологий. Центральным концептом были немецкие работы «Исследования авторитета семьи», «Бегство от свободы» Фромма и американская «Авторитарная структура личности» Маслоу. При этом понятие «авторитарный» в исследовании понималось расширительно: не только как авторитарная доминантность, но и как авторитарное подчинение с большим акцентом на втором аспекте. В рамках клинических полуструктурированных интервью изучался генезис предубеждений. Лейтмотив интервью содержал спектр вопросов о социальном статусе, о профессии, о семейных отношениях, об отношении к родителям, родственникам, себе самому, политические и религиозные вопросы. Отбор респондентов зависел от их ответов в стандартизированном опросе со шкалами антисемитизма и этноцентризма. Таким образом, проведению интервью предшествовала процедура количественного опроса.

Послевоенный период в европейском социологическом контексте биографии привлекал внимание исследователей в основном для иллюстративных целей. И только в конце 70-х годов одновременно в Германии, во Франции, в Канаде, Италии и в других странах возникает ренессанс биографического метода. Совершенно различные научные дискурсы — социология, клиническая социология, этнография, антропология, психология, социология гендера, этнология, визуальная социология — пересекаются, составляя сегодня развитую и интернационально распространенную сферу биографических исследований. Более того, в социологии говорят о «конъюнктуре биографического исследования в 80-е и 90-е годы» [Nassehi, 1996, S. 130]. Этот ренессанс метода уже не сопряжен с прежним ресентиментом, поскольку адепты биографического метода вынуждены прилагать больше усилий для его методологического обоснования, чем это делали, например, Ф. Знанецки и У. Томас. Другой оптимизирующий фактор связан с тем, что социологическая биографика наследует теоретическим усилиям социологии жизненного пути, в рамках которой самостоятельно сформировалась исследовательская потребность в присоединении реабилитированной субъективности и расширенном понимании социализационных процессов. По совокупности эти тенденции создают шансы для институционализации биографических исследований и широкого применения в социологии.

В потоке биографических исследований конца ХХ в. в Европе Х. Буде [Bude, 1984] выделяет в основном четыре направления:

1. Исследования социальной обусловленности жизненных путей. Это, например, исследования профессиональных биографий [Deppe, 1982], разделенных/не разделенных по гендерному признаку; социодемографические когортные исследования. Здесь в центре внимания социальные механизмы регулирования жизненных траекторий, увязывающие возрастную дифференциацию, социально-классовое расслоение, конъюнктурные циклы и кризисы, а также исторические события.

2. Исследования, нацеленные на реконструкцию социального опыта и его смысловых структур. Это исследования сознания рабочего класса [Bertaux, 1980], коллективного исторического сознания [Niethammer, 1991], субкультурных стилевых форм и др. Эта исследовательская стратегия ведет к уяснению способа построения личного опыта и внутренней структуры матриц объяснения/толкования.

3. В отличие от предыдущих направлений, нацеленных на реконструкцию связного личного опыта и господствующих в социуме смысловых структур, можно выделить и такие, которые направлены на изучение генезиса образов опыта и смысловых структур, например, на изучение того, как происходит процесс социализации и интернализации культурных образцов (Ф. Шютце — о поколении эпохи национал-социализма [Schuetze, 1989; 1992]).

4. Следующий путь эмпирического биографического исследования служит обоснованию теоретических концепций, например, в психологии развития, в теории личности, психопатологии. В качестве результата здесь выступает эмпирически обоснованное знание о природе психического и социального поведения.