reading

Электронная версия книги подготовлена компанией Webkniga.ru, 2017

Отзывы тест-читателей

Прочитала на едином дыхании. Авторам пришлось чрезвычайно чутко балансировать, чтобы, показав серьезность проблемы, ни в коем случае не романтизировать самоубийства, не дать даже намека неокрепшей подростковой психике на такую возможность ухода от навалившихся проблем. Анна Халиулина

Проглотила книгу за день, отвлекаясь только на неотложные дела. Очень понравилось. Все. Но после чтения на душе тяжело. Страшно за сегодняшних детей, тяжело им. Но я подумала о том, что именно в 16 лет книга и нужна. Спасибо вам за ваше неравнодушие. Не мастер писать рецензии, но зато от души. Нелли Власова

Сегодня очень рано надо было вставать, но, начав читать, уже не могла остановиться. А прочитав, не могла уснуть, все думала о том, что и как можно было изменить, повернуть, предусмотреть… Кстати, местами в Алкиной маме узнавала себя. И было стыдно (((( Елена Мочалова

20 января застрелился мой 11-летний племянник. Из-за несчастной любви. Комментарий психологов на этот случай был такой: суицид помолодел. Сейчас от несчастной любви уходят в 9, 10, 11… Мне кажется, эта повесть — одна из самых сильных ваших книг. Спасибо большое! Обо всем об этом надо говорить, обязательно надо говорить. У вас получилось. Ирина

Повествование сразу захватывает — и не отпускает до самого конца. Все время переживаешь за героев. Только книга, пожалуй, будет не 16+, а на все 60+ с современным законодательством. Авторы ни одной «запретной» темы не забыли. Очень здорово, самое дело подросткам читать. Ольга Бухина, переводчик, эссеист, специалист по детской литературе

Мне 14, но мама разрешила мне читать книжку. Это не воспитательная лекция — это книга с интересным сюжетом и героями, за которых переживаешь. Вы не навязываете никаких выводов и моралей. А еще в книге очень живые подростки, мне еще очень нравится их речь. Впечатление такое, что это действительно происходит рядом с тобой. Маша Дорофеева

Стихотворные вставки, мне кажется, выдержаны на идеальном уровне — не заумнее и не тяжелее, чем мог бы написать 17-летний небесталанный человек, но при этом достаточно глубокие и одновременно лаконичные. Резюме: прекрасная литература высокого уровня. Прошу разрешения дать почитать рукопись семнадцатилетнему сыну. Алена Алексина

Книга умопомрачительная! Я в свои семнадцать лет не мог оторваться, настолько цеплял сюжет, заставлял возвращаться снова и снова к компьютеру прочитать еще хоть пару строчек. Несколько неувязочек нашел, а в общем текст великолепный. Не дает шанса оставить книгу, не дочитав ее до конца. Александр Долгих

Меня по-настоящему тронула линия Веры. Я там всему поверила. А концовка, когда Вера сжимает руку Алки, жизнеутверждающая, и для меня именно это — финал, разрешение конфликта, надежда, выдох. В общем, спасибо за Веру! Я ее полюбила. Даша Доцук, журналист, блогер, детский писатель

Послевкусие неоднозначное, будто свежезаваренный кофе вприкуску с соленым огурчиком. Очень важен посыл в будущее для тех, кто на краю. Главный смысл: жизнь продолжается! Трудности преодолимы. Всем родителям — читать. Детям — не портить родителям нервы! Наталья Дорошенко

Я читала, если честно, только в транспорте, но мне хотелось постоянно ехать куда-то, лишь бы почитать, что там дальше. Прямо хочется, чтоб у всех все сложилось. Я даже заплакать умудрилась, что редко случается от книг/фильмов/сериалов. По-моему, хороший показатель. Лиза Руднева

Спасибо за оптимистичный финал. Классно, что, несмотря на смерть одной героини, срыв второго и неопределенность с третьим, у вас все равно получилось написать так, что общее настроение остается оптимистичным. Вера Ермакова

Информация
от издательства

Пока я на краю : повесть. / Андрей Жвалевский, Евгения Пастернак. — М. : Время, 2017. — («Время — детство!»)

Прежде чем отдать рукопись в издательство, соавторы, как всегда, разослали ее своим читателям-испытателям. Кто-то восхитился, кто-то возмутился, кто-то прислал список пожеланий — но ни один не бросил читать. Самая популярная фраза в отзывах — «читал всю ночь, не мог оторваться». Возможно, дело в том, что героиня попала в очень нетипичную ситуацию и выбирается из нее нестандартным образом. Да и люди, с которыми она пересекается, редко попадаются в жизни: топ-модель, крутой автогонщик, вундеркинд, который уже вовсе и не вундеркинд. События развиваются неуправляемо — и вот уже родители главной героини, люди вполне обычные, начинают совершать нетипичные для себя поступки, которые приводят к непредсказуемым последствиям.

Полного хеппи-энда нет, и все равно книга оставляет надежду на то, что даже на самом краю можно сделать верный выбор.

Предисловие

По закону № 436-ФЗ издательство должно будет поставить на эту повесть маркировку 16+, но мы уверены, что читать ее можно и нужно лет с четырнадцати.

Это повесть о подростковых суицидах. Одна из героинь — лесбиянка.

Теперь вы все знаете и сами можете решить, читать ли вам эту книгу и давать ли ее своему ребенку.

Эта книга не является лекарством против суицида. Если человек уже стоит на грани, то книги ему вряд ли помогут, ему нужна помощь других людей. Самое лучшее, что можно сделать в этой ситуации, — обратиться к профессиональным психологам. Но нашу повесть можно использовать как прививку — чтобы вовремя заметить депрессию у вашего друга, ребенка или ученика.

Мечтаем, чтобы эти знания вам никогда не пригодились!

Благодарности

Большое спасибо всем тест-читателям, которые помогли улучшить эту книгу, но особенно Маше Вашкевич, инструктору, администратору в Центре контраварийной подготовки, психологам Татьяне Шульц и Анне Тихомировой, а также Анне Хитрик (группа «S°unduk») за разрешение использовать ее песню.

Послесловие

ОТРЫВКИ ИЗ ДНЕВНИКА ПАНТЫ, НАЙДЕННЫЕ АЛКОЙ В ЕЕ ОБЛАКЕ

(Сохранена пунктуация и орфография оригинала)

Яков говорит, что я не виновата, что это его прокол. Что я слишком доверчивая, что я не могла всего знать. А я знаю, что могла, Яков просто меня жалеет.

Я ей сказала, что у нее уже розовеют щеки и что еще немного и она в дверь не пролезет.

А утром ее нашли мертвую. Стащила сердечные таблетки у соседки по палате и выпила все.

Яков все говорит, что анорексия не лечится, что Мишель все равно бы умерла. Но я же знаю, что если бы я помолчала, она бы ела дальше.

Меня не пустили на похороны, но потом ко мне приехала Елизавета. Ее подружка, манекенщица. Она все хотела знать, почему Мишелька отравилась, а я долго боялась ей сказать. Потом призналась, что я виновата.

Мы ревели всю ночь. Елизавета тоже говорит, что я ни в чем не виновата.

У нас сейчас в работе пятеро. Меня ни к кому не пускают, да и сама не хочу. Одна девчонка — племянница Боревского, это такой крутой гонщик. Димка, когда узнал, аж в стойку встал. Бегает за ней следит, надеется, что Боревский даст ему автограф. Девчонка, походу, с жиру бесится, дядя уже не знает, что ей подарить. А она лежит вся в айфонах и хочет умереть.

Блин. Оказывается, у Боревского был роман с женой брата. И Надя ему не племянница, а дочь.

Я перепугалась, а Яков почему-то обрадовался:

— Мы докопались до проблемы. А если проблему знаешь, то все решишь!

И еще. Я думала, он скажет Наде правду. Или попросит Боревского, чтоб правду сказал. А он не сказал… Ладно, он правда в этом всем разбирается.

Наде гораздо лучше. Она познакомилась с парнем, на свидания ходит. Вроде, ттт, кризис миновал. Если так дальше пойдет, прослушку снимем.

Троих отработали. У Нади все хорошо. У парня, которому ногу ампутировали, тоже все норм. Яков подсуетился, нашли ему протез какой-то охрененный, в рекламе его сняли. Так что не зря работаем. А с девушкой, которую парень бросил, вообще все просто было.

Я часто вспоминаю Мишельку. Яков говорит, что чувство вины нужно отпустить, но он говорит об этом так часто, что иногда мне кажется, что он боится, что я про вину забуду. Зачем это ему?

У нас уже человек двадцать спасено. И я не понимаю, как так получилось, что Мишелька умерла. Яков вытягивает гораздо более худших. Он возится с ними неделями, сам не спит, пялится в монитор.

А Мишель тогда просто положили в больницу. Без наблюдения. Неужели он не видел, что она может сорваться? Мне кажется, что Яков видит всех насквозь.

Мне часто снится, что Яков ко мне не пришел. Что я просыпаюсь в больнице, а он наклоняется над моей соседкой по палате и у нее, а не у меня спрашивает:

Но почему-то во сне от этого дикое облегчение. И я хочу жить и завидую соседке, потому что теперь у нее, а не у меня будет и работа, и все вот это… И не хочу жить.

Димка сегодня остался у меня. Говорит, я кричала во сне.

Яков сегодня звонил Боревскому, просил за нового мальчика. Смешной такой. Толстый. Яков загорелся сделать из него гонщика.

Говорит, мы выходим на новый уровень, нужно, чтоб нас узнавали, давайте запустим серию мнимых самоубийств. Мол, подростки с жиру бесятся, им нужна инициация, чтоб стать взрослыми. Пусть сделают хоть что-нибудь, и им после этого будет легче жить.

Яков говорит, что почти для любого, кто на грани самоубийства, можно найти что-то, что его остановит.

Если человека заставить делать что-то интересное, то он забывает, что хотел умереть. А потом уже все закрутилось, он уже весь в делах, и умирать глупо. Супер идея!

Я все думаю, а почему он для Мишельки ничего не нашел? Не смог? Не захотел?

Фрост такое шоу придумал! Все только о машинах и говорят, я скоро буду знать о них все.

Выловили сегодня какую-то девицу со стихами. Хант над ней издевается, а мне ее стихи нравятся.

Яков говорит, пусть девицу Фрост приведет, это будет такая хорошая традиция — цепочка. Фрост такой красавец стал, я бы тоже клюнула, даже на грани самоубийства. Дима прям ревнует, когда я за ним слежу.

Приезжал Боревский, радуется за Фроста. А Яков опять про Надю спрашивал. Я не понимаю, неужели он не видит, что ему не хочется вспоминать ту историю?

Вообще я его побаиваюсь. Все время ерничает, хи-хи, ха-ха, а у самого глаза убийцы. Но он, если не считать Якова, лучше всех разбирается в психологии (хотя он и не любит, когда его называют психологом). Хант говорит, что это такой метод — манипуляции во благо. Я попросила объяснить толком, он в ответ посоветовал погугулить.

Я поняла, Яков специально! Он Боревского на крючке держит! Вспомнила, как он недавно с Елизаветой разговаривал, про Мишельку ей вспоминал. Он хочет, чтобы они ему помогали.

Снова был сон про больницу. Снова захотела во сне умереть, проснулась и все поняла.

Неужели меня он тоже держит на крючке? Но ЗАЧЕМ?

Яков меня вытащил из дерьма, он дал мне все. Он вытащил Зёму и Фроста.

Но я не понимаю, зачем я ему. Понимаю зачем Боревский. Но я зачем? Я не в рабстве, он платит мне гору денег.

Сказала Якову, что хочу уйти. Я хотела проверить, что будет. А он тут же про Мишельку заговорил. Я почему-то вспомнила, что когда-то давно он рассказывал, что знает про людей все. Что любого может раскрутить на любой поступок. Яков говорил тогда, что психологи управляют миром.

Я хотела спросить почему тогда Мишелька умерла. Но не смогла. Потому что если он все знал, значит, правда, я облажалась. А я не могу это слышать. Она начала есть. Она могла жить.

Я не сплю третью ночь, я думаю. Я не хочу думать, но не могу остановиться.

Я вижу, что Яков делает с Алкой. Он как кукловод ведет ее по дощечке. Я вижу азарт в его глазах. Я вдруг поняла, что ему все равно выживет она или нет. Он кайф ловит пока ведет.

Я кучу историй вспомнила про наших подопечных.

Я раньше спрашивала, почему нельзя людям просто правду рассказать. А Яков говорит, что, мол, дура, ты не понимаешь, что правда убивает. «Ты сказала Мишельке, что она поправится, и эта правда ее убила».

Не может правда убить! Я устала… мне нужно подумать.

Яков злится на Алку. Я поняла. Ему только кажется, что он видит всех насквозь. Ничего он не видит! Просто он потом делает так, чтоб все вели себя так, как он хочет.

Я поняла, что случилось с Мишелькой. Яков все знал заранее. Он знал, что ей нельзя говорить про то, что она будет толстая. Он знал, что я скажу.

Просто Мишель ему было не жалко сразу. Он хотел ей пожертвовать, чтобы сделать меня куклой. Чтоб меня тоже вести по дощечке.

И дело не в том, что он от меня что-то хочет, просто ему нравится манипулировать людьми. Он и фильмы свои снимает только для того, чтоб всеми манипулировать.

Он мне вчера говорит — люди тупые. Сняли фильм про бедных собачек, всех собачек из приютов разобрали. Завтра снимем про то, что собачек нужно убивать, все побегут их убивать.

Она точно прыгнула бы с балкона, если бы я не оказалась рядом. Хотя Яков мне запретил вмешиваться.

Еще одну смерть на своей совести я не вынесу.

Я тоже повесила на него жучок. Сперла в офисе все материалы по нашим самоубийцам, дома все свободное время их сортирую, вырезаю главное, раскладываю по папкам.

Буду хранить в облаке, чтобы Яков не добрался.

Нет, это без шансов. У Димы в голове одни съемочные планы и варианты освещения сцены. Он вообще не понял, о чем я.

Тогда я показала материалы в облаке Ханту. Он на меня наорал, потому что Яков строго запретил выносить наши данные из офиса. А тем более, хранить где-то.

Хантер — человек Якова, надо быть с ним очень осторожной.

Вся надежда на Аллу. Когда она немного осмотрится, начнет понимать, что тут происходит, я ей все расскажу.

В больнице, где меня после самоубийства откачивали, была нянечка. Она все вокруг меня с крестиком ходила и все говорила, что надо верить, надо поверить, и Боженька спасет. Иконку принесла.

А потом пришел Яков, спросил, как меня зовут. Я в тумане была, я плохо помню, но у меня как-то Яков с боженькой слились в одно. Он меня спас. Он меня вынул из ада.

А сейчас я в еще худшем аду. Человек не может быть богом. Человек не имеет права решать, как жить другим людям.

Не бывает манипуляций во благо, это все чушь.

А Надя все равно узнает правду, и ей будет только хуже.

Я люблю Димку, но я же вижу, что он сейчас просто сменил наркотик. Теперь у него вместо дури — кино. Но если что-то случится… Не хочу об этом думать…

Приложение

ИЗ МАТЕРИАЛОВ УГОЛОВНОГО ДЕЛА ЯКОВА ИЛЬИЧА ЛУЗГИНА

ИЗ АУДИОЗАПИСИ ДОПРОСА ПОДОЗРЕВАЕМОГО

Следователь: Вы осознаете, в чем вас обвиняют? Покушение на убийство…

С.: У меня показания свидетелей, которые говорят другое.

С.: Итак, покушение на убийство Прохора Сониса, доведение до самоубийства несовершеннолетней… Венеры Кузнецовой. Или это тоже оговор? А та аудиозапись, где вы подталкиваете Венеру к суициду, тоже липа?

С.: Вот заключение трех экспертов, которые с вами не согласны.

С.: Далее: вторжение в частную жизнь, неправомерное использование личных данных…

С.: Наталья Павлова мертва. Алла Данилова — несовершеннолетняя. А Прохор Сонис заключил сделку со следствием, он проходит как свидетель.

Л.: Понятно. То есть сделали из меня козла отпущения…

С.: Яков Ильич, вы сами все сделали. Объясните мне — зачем вам все это было нужно? Деньги? Власть? Слава?

ИЗ АУДИОЗАПИСИ БЕСЕДЫ С ПРОФЕССОРОМ ИНСТИТУТА ПРАКТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ ЦВИРКО СЕРГЕЕМ АРТУРОВИЧЕМ

Следователь: Вы хорошо знали гражданина Лузгина?

Цвирко: Да, мы с Яшей вместе учились в Первом меде.

Ц.: Блестящим! Первый на курсе, диплом с отличием! Он ведь не москвич, приехал покорять столицу… И покорял. На каждый экзамен шел как в бой!

С.: Понятно. А потом вы с ним вместе работали у профессора Никольской?

Ц.: Да, она сама его выбрала среди выпускников. А он упросил и меня взять.

С.: В трудовой Лузгина написано, что он уволился в 1976–м… по собственному желанию.

Ц.: Да… Серафима Петровна его тогда пожалела, позволила заявление написать… А может, не пожалела, просто не хотела вокруг своего института шум поднимать. Яше тогда суд грозил.

Ц.: Мы работали с подростками-суицидниками. У Никольской была своя методика: вывод из суицидального состояния через инициацию…

Ц.: Она предлагала им провести что-то вроде обряда. Как в примитивных племенах: переплыть реку с крокодилами или убить ягуара… Нет-нет! Ничего опасного для жизни! Чисто символически: сменить имя и придумать себе прошлое.

Ц.: Не со всеми. А Яша предложил другой способ — лечение через обострение. Он вызывал сильные негативные эмоции. Клин клином, так сказать.

Ц.: Когда Яша сунулся к ней с этой идеей, она его послала… буквально, на три буквы. Серафима Петровна вообще была с коллегами резка на язык. Яша обиделся страшно. Но свои эксперименты продолжал, тайком от Никольской.

Ц.: Ну как не знал… догадывались. Я ему сто раз говорил: «Бросай ты это дело, у тебя диссер совсем на другую тему!» Но Яша… он никогда никого не слушал. И допрыгался…

Ц.: Почти. Один из его подопечных чуть в окно не сиганул, по чистой случайности его поймали. Никольская устроила разборки, докопалась до истины… Ох как она орала! Даже для Серафимы Петровны это было… слишком. Она же не просто так суицидами занялась, у нее старшая дочь отравилась… А тут Яша, который, вместо того чтобы повиниться, начал доказывать, что двадцать процентов населения Земли — генетический брак, которым не жалко пожертвовать. Никольская орала минут пятнадцать подряд. Причем прилюдно, при всем институте.

Ц.: Он не хотел, но Серафима готова была уже в прокуратуру идти. И пригрозила, что он себе работу больше нигде не найдет. И слово свое сдержала…

С.: Да, до 1992 года Лузгин работал… посудомойкой… рабочим кухни… курьером… даже в сетевом маркетинге успел поработать. А в девяносто втором открыл центр психологической поддержки в нашем городе. Вам об этом что-нибудь известно?

Ц.: Еще бы! Мерзкая история… И не было над Яшей Никольской, которая его могла бы прикрыть…

ИЗ АУДИОЗАПИСИ БЕСЕДЫ С ЧАСТНЫМ ПСИХОТЕРАПЕВТОМ ОЛЬГОЙ ШУШКИНОЙ

Следователь: Ольга Ульяновна, когда вы начали работать в центре психологической поддержки Якова Лузгина?

Ш.: Ну что рассказывать… Яков Ильич был обаятелен, умел располагать к себе. Даже когда человек приходил к нему ругаться, уходил другом…

Ш.: Конечно! Я тогда только закончила наш психфак, о Лузгине уже много чего слышала! А тут он сам меня зовет к себе в штат! Я согласилась сразу.

Ш.: Понимаете… я тоже удивилась… а потом пришла и увидела: там только Яков Ильич был профессиональным психологом. Остальные — кто учитель, кто инженер… был один бывший замполит. А у меня все-таки диплом…

Ш.: Со всеми, кто платил деньги. И с подростками тоже.

С.: Расскажите о том, как центр прекратил свое существование.

Ш.: Это обязательно? До сих пор не люблю вспоминать…

С.: Мне нужно понять мотивы подозреваемого. А для этого приходится ворошить прошлое. Нет, если не можете — не нужно, я уже почитал старые газеты про тот скандал…

Ш.: Ну… газеты тоже нужно читать с осторожностью. Например, все эти россказни про пытки — чушь. Но Лузгин был действительно… не прав.

Ш.: Вы уже в курсе? Нет, не только это. Он решил использовать, так сказать, методы сетевого маркетинга. Те, кого он вытащил, помогали вытаскивать других.

Ш.: Как сказать… Яков Ильич считал, что человека нужно посадить на крючок, с которого тот не сорвется. А лучший крючок — чувство вины.

С.: И как это связано со смертью вашего пациента… Валентина Кухто?

Ш.: Я Валика уже почти вытащила. Он начал нормально есть. Спать. Срывы в депрессию почти прекратились. А потом он повесился. В этом не было никакой логики, понимаете! Я бегала по соседям, пыталась разобраться…

С.: И поняли, что это Лузгин подтолкнул вашего пациента к суициду?

Ш.: Только доказательств не было. Одни косвенные факты. Пошла к прокурору — он меня высмеял. Я потом узнала — Лузгин этого прокурора тоже держал на крючке. Была какая-то темная история с прокурорской женой…

Ш.: А что мне оставалось? Вешать на себя чужую вину? Я, конечно, тогда совсем еще зеленый психолог была, но кое-что соображала. Яков хотел через вину за Валика меня к себе намертво привязать.

Ш.: Кто-то из бывших коллег Лузгина увидел статью в нашей газете, рассказал остальным… Только тогда я узнала, что Якова из Москвы с позором выперли… Простите… Правда, противная история…

ИЗ ОБВИНИТЕЛЬНОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ ПО ДЕЛУ ЛУЗГИНА Я. И.

...Обстоятельства, которые могут быть признаны смягчающими наказание, следствием не установлены.

Примечание

1. Здесь и ниже цитируются строки из песни Анны Хитрик «После». Режим доступа: http://sounduk.by/mus-art/song-15.html.

Содержание

***

По дороге в школу Алка напряженно думала, как задать Вере вопрос: «Ты не покончишь с собой, пока я буду сидеть на уроках?»

Видимо, громко думала, потому что Вера сказала сама:

— По улицам. Я вообще гулять люблю… А тут неделя под домашним арестом.

— Где попало, — усмехнулась Вера. — Где меня не знают. К Нюшке обязательно в школу забегу, узнаю, как она.

— Ясно. — Алка дошла уже до школьной калитки. — Но не забудь: в три часа начинаем съемки!

Вера кивнула и двинулась прочь. Шла она уверенно, быстро, широким шагом. Алка мысленно помахала ей вслед.

***

Прогулка пошла Вере на пользу. Она чуть порозовела, мешки под глазами почти исчезли, а главное — она совершенно успокоилась. Если вчера она сдерживала себя, но в голосе все равно пробивались обвинительные нотки, то сегодня это был просто рассказ. Повествование.

Зёма, который вначале был нейтрален и озабочен только тем, чтобы свет ровно падал на лицо и звук шел без брака, почти забыл про технику и только нервно пил воду — кружку за кружкой.

— Я ничего не жду и ничего не хочу, — говорила Вера, — но я один раз посчитала, что если нас таких, по самой скромной статистике, — два процента, то в обычной школе на тысячу человек десять геев и десять лесбиянок. В каждой школе. А ведь больше на самом деле… И все мы сходим с ума в двенадцать лет, каждый по-своему. Кто пытается доказать себе, что нормальный… Особенно пацаны. Знаете, таких самцов из себя изображают. Мне один рассказывал — здоровый такой лось — напился один раз и рассказывал. Как он в тренажерку ходит, как девок клеит пачками, как морду бьет знакомому парню-гею и обзывает его педиком. А по ночам ему такое снится… И перед девками уже неудобно, потому что он препараты какие-то жрет. А во сне ему препаратов жрать не нужно.

А я сама дура, нужно было молчать. Просто мне показалось, что что-то в людях изменилось. Что они готовы дать жить тем, кто другой. Я только молюсь, чтоб сестра была нормальная. Потому что люблю ее очень. Я раньше думала, что, как только стукнет восемнадцать, заберу ее от матери, и мы уедем с ней. Чтоб она пьяную мать не видела. А потом поняла, что пусть лучше с матерью.

Пить — это нормально. Тем более что в школу мать трезвая ходит. За мать-бизнесвумен ее никто презирать не будет. А что выпивает, так все пьют! А мать ее не обижает, кормит, одевает как куклу. Да и отец у Нюши нормальный, часто забирает к себе. И бабушка там есть. И дедушка. У нас с ней разные отцы… Так что с ними она не пропадет. А вот с сестрой-лесбухой… А ведь алкашами не рождаются, у них-то выбор есть. Это у нас нет… Я сестре про себя не говорю. И не скажу. Я надеюсь, пока ей училки донесут, меня уже не будет. Уже будет все равно…

Вера говорила еще долго. А когда выдохлась, Зёма сорвался с места, подошел к ней и обнял.

— Как же хорошо обнимать девушку, которая точно знает, что ничего личного, — сказал Зёма.

— А с вами просто хорошо, — сказала Вера, — давно я не была так счастлива. С тех пор как… неважно, с каких пор. Но я вторую ночь сплю.

***

— Папа, мне нужна твоя помощь, — сказала Алка.

— Приезжай с подругой, — озадаченно сказал папа.

Алка по дороге мысленно репетировала речь, Вера дремала в метро, периодически сваливаясь Алке на плечо.

— Пап, тут такое дело, — начала Алла с места в карьер, — это Вера. У нее с мамой большие проблемы, мать пьет сильно. Я хотела, чтоб она у меня пожила недельку, но мама сильно против. Можно, мы у тебя недельку потусуемся?

— Ну если недельку, то, наверное, можно, — нехотя согласился он, — но, по-моему, это неудачная идея.

— Папа, пожалуйста, — умоляюще сказала Алла, — мне просто некого еще попросить.

— Пустите меня, пожалуйста. Я если сейчас домой вернусь, меня мать сожрет. Она уверена, что я по любовни… кам шляюсь.

Алла вздрогнула, уловив паузу в слове «любовникам», но отец ничего не заметил.

— Мне даже неделя не нужна, еще пара дней. Если она меня опять пилить начнет, я не выдержу. Сорвусь.

Отец хмыкнул. Что такое женщина, которая пилит, он знал хорошо.

— Ладно, пару дней тусуйтесь, — сказал он, — но спать одной из вас придется на полу.

И действительно заснула сразу, как только ее голова коснулась подушки — хотя и рухнула спать на матрац на пол.

***

Алка проснулась до будильника, на цыпочках вышла, чтобы не разбудить Веру. Во сне у нее лицо совсем разгладилось, она крепко обняла подушку и слегка приоткрыла рот.

Папа уже кашеварил на кухне. Причем на сей раз это была не банальная яичница, а полноценный европейский завтрак: мюсли с йогуртом, жареный бекон, омлет, рассыпчатый рис, кастрюлька вареных сосисок… и овсяная каша со сливками и сухофруктами.

— Ух ты, — удивилась Алка, — ты и такое готовить умеешь!

— А чего там готовить? — пожал плечами отец. — Рецепт простейший… научить?

— Я пытался… Но мать меня как-то потихоньку вытеснила.

Над книгой работали